1.
В современной России, наверное, нет ни одной серьезной политической силы, которая не выступала бы против национализма, называя его пагубным и уродливым явлением. Даже небезызвестные политические организации, которые чаще всего фигурируют в прессе как националистические, сами усиленно открещиваются от этого одиозного определения. Открыто объявляют себя националистами лишь представители маргинальных “партиек”, которые строят свою политическую деятельность на эпатаже, граничащем с политическим перфомансом и шоу, как, например, НБП Э. Лимонова, и это уже само по себе символично. При этом очевидно, однако, что обилие противников национализма вовсе не способствует тому, чтобы это явление отошло в прошлое; и даже наоборот, чем больше мы слышим красивых и правильных слов о необходимости искоренить национализм, тем крепче он обосновывается на земле российской, грозя разрушением и гибелью нашему государству. Не думаем, что это следует относить лишь на счет лицемерия современных политиков. Утверждать так значило бы уподобиться обывателю, который огульно очерняет всех политических деятелей без разбора и таким образом оправдывает свое нежелание занять какую-либо политическую позицию и даже просто как-либо разобраться в политических реалиях. Скорее, дело здесь в том, что в обществе и в широких политических кругах не существует четкого понимания сущности национализма. То есть этот термин политического лексикона каждый употребляет, как ему заблагорассудится, так что он зачастую не имеет однозначного смысла, превращаясь в своего рода политическое ругательство. Обычная логика, однако, подсказывает, что при такой путанице в определениях в стане искренних борцов с национализмом неизбежно окажутся те, кто по своим взглядам сам является националистом, хотя даже и не подозревает об этом и, более того, был бы крайне оскорблен, если бы ему сказали это.
Итак, анализ национализма сегодня актуален как никогда, и именно им мы и намерены заняться в данной работе. При этом мы, конечно, отдаем себе отчет в том, что в рамках одной работы подобный анализ возможен лишь в самом общем, схематическом виде.
2.
Что же сегодня обычно имеют в виду, когда говорят о национализме? Чаще всего не что иное, как притеснения и гонения по национальному признаку, независимо от того, имеют ли они форму государственной политики, как, например, в постсоветских республиках Прибалтики, где новые законы запрещают даже говорить по-русски в общественных местах; наличествуют ли они лишь на уровне межличностного общения. Однако, если вспомнить о различии между явлением и сущностью, станет ясно, что подобные дискриминационные действия есть всего лишь проявления национализма, называть же их национализмом как таковым так же абсурдно, как утверждать, что падение тел – это и есть закон Ньютона. Национализм есть определенного рода мировоззрение, которое стоит за этими действиями и которое выражается в виде более или менее внутренне связанной системы идей или же идеологии. Оно и подталкивает отдельных людей или же целые государства к пресловутой дискриминации по национальному признаку, а также оправдывает ее в их глазах, поскольку она, без сомненья, идет вразрез с элементарной, общечеловеческой моралью. Но в чем же состоит суть этого мировоззрения? Утверждать, что в простом превознесении своего народа и уничижительном и грубом отношении к другим - значит, на наш взгляд, опять неправомерно упрощать дело. Полагаем, если человек и идет на какое-нибудь неприемлемое с точки зрения морали деяние, то не потому, что само это деяние ему нравится до потери здравого рассудка, а потому, что таким образом он надеется воплотить в жизнь какой-нибудь свой положительный идеал. Так вор идет на кражу не потому, что ему нравится сама последовательность действий, которую мы называем кражей, а потому, что он считает, что посредством этого он выказывает смелость, сноровку, способность стать выше “обывательской” морали, а также потому, что он видит большую ценность в материальных благах, которые он при этом приобретает. Так же и националист призывает к притеснению, изгнанию или даже, как в случае с нацизмом, к истреблению лиц другой национальности вовсе не в силу противоестественных свойств характера и психики вообще. Иначе мы должны были бы утверждать, подобно некоторым не в меру эмоциональным публицистам, что все националисты – люди психически не вполне нормальные, а это будет, если называть вещи своими именами, неоправданной редукцией проблемы социально-философского порядка на психологизм и в конечном итоге – уходом от проблемы. Полагаем, националист позволяет себе подобные призывы, потому что он исповедует определенный положительный идеал, и идеал этот настолько для него привлекателен, что он готов ради него даже на очевидно аморальные призывы и действия. Понятно опять-таки, что определить этот идеал как благополучие своего народа – значит снова не сказать ничего, поскольку о благополучии народа говорят все политические силы, и либералы, и коммунисты и т.д., и т.п. Национализм от других доктрин и мировоззрений именно тем и отличается, что он представляет благополучие народа весьма своеобычно. Так, любому националисту делом первоочередной важности представляется достижение национальной независимости своего народа, т.е. создание желательно моноэтнического и насколько возможно самодостаточного государства. Только в этом случае, как считает националист, возможно нормальное и плодотворное развитие культуры народа. Это его убеждение проистекает из другого, более общего, метафизического убеждения, которое националист не всегда открыто и последовательно формулирует, но которым он живет, т.е. руководствуется при рассмотрении порождаемых самой жизнью проблем межнационального общения. Заключается же оно в том, что интересы разных народов якобы могут совпадать только в смысле тактическом, а по сути они противоположны и в этом, в общем-то, нет ничего ненормального, т.к. это соответствует извечной природе вещей. Потому с точки зрения националиста каждому народу и нужно свое государство – чтобы выстоять в конкурентной борьбе с другими народами, идущей испокон веков не на жизнь, а на смерть, и отстоять и развить свое культурное своеобразие и культуру вообще, до которой никому другому, собственно, нет дела. Т. е. в согласии с мировоззрением национализма такое государство-нация при решении всех политических вопросов должно исходить исключительно из своих собственных интересов, каковых по сути дела два: выживание и сохранение своеобразия в конкурентной борьбе между народами, составляющей суть истории человечества. При этом интересы других народов и государств могут им либо вовсе не приниматься во внимание, либо приниматься во внимание ровно настолько, насколько они совпадают с его собственными интересами. Все же высокие и прекрасные слова о братских народах, о цивилизационном единстве и об общих целях человечества, по мнению националиста, не более чем ритуальный романтический флер, который призван скрыть неприглядное “нутро” мировой политики и истории.
Однако перед нами пока не более чем описание, т.е. перечень некоторых в той или иной мере существенных признаков националистического мировоззрения, тогда как нам, естественно, необходимо его определение, причем не максимально общее и отвлеченное, каковое мало что могло бы дать для понимания реалий политической действительности, а исторически конкретное. Другими словами, нам следует выяснить, из какого цивилизационно-культурного ансамбля вырастает мировоззрение национализма, а также с какими другими мировоззренческими и социокультурными феноменами оно опосредованно связано. Но как же это можно выяснить? Мы предлагаем воспользоваться в этих целях имеющимся у нас описанием национализма, и поступить при этом следующим образом: прикладывая его к известным из истории типам государств, найти среди них государства националистические, а затем проанализировать их идеологические и экономические основания; результатом этого и будет обнаружение искомого историко-культурно конкретного определения национализма.
3.
Рассматривая под этим углом государства древнего и средневекового мира (например, такие как Священная Римская империя Западных народов, Арабский халифат, Российская империя, Китайская империя) можно заключить, что они никак не могут быть охарактеризованы как националистические. И действительно, все они представляют собой империи, объединяющие в себе множество различных народов, а также имеющие общий язык культуры, как правило, общую религию и общезначимую этно-культурную парадигму, воплощающую идеал культуры для других народов империи. Но в то же время мы наблюдаем здесь явные толерантность и даже равнодушие метрополии по отношению к другим народам. Далее, строятся эти империи на традиционных, религиозных ценностях, провозглашающих и в той или иной мере проводящих в жизнь идеалы аскезы, альтруизма и жертвенности, которые оказывают значительное влияние даже на их экономическую жизнь, и, кроме того, видящих в истории совершенно четкий спиритуалистический смысл. Наконец, в географическом смысле традиционные империи за редкими исключениями (древнеримская империя и империя Александра Македонского) являют собой политическое оформление того или иного геополитически-культурного ареала (“месторазвития”) и почти не стремятся к выходу за его границы.
Первые же националистические государства появляются в Западной Европе после краха там традиционной цивилизации, т.е. ансамбля католических монархий, и возникновения новой, буржуазной цивилизации. Речь идет о буржуазно-либеральном государстве-нации, которое было порождено европейскими антифеодальными революциями XVIII – XIX веков и прежде всего Французской революцией 1789 года.
Оно строится, как известно, по формуле “один народ – одно государство”, т.е. являет собой государство моноэтническое и монокультурное. Представители других народов в ряде случаев также могут входить в его состав, но только при условии принятия ими культурного типа данной нации как своего родного, или, по крайней мере - соблюдения ими в общественной жизни нормативов данной культуры, иначе говоря, при условии полной или частичной ассимиляции. Иногда, правда, говорят об отличии французской, якобинской модели (чистого, моноэтнического государства) и германской модели (федеративного либерального государства), однако на деле тут никакой существенной альтернативы нет; ведь и в случае федерации германского типа речь идет не о различных народах, а о народностях или субэтносах одной нации; к тому же и сами эти субэтносы в определенной мере носители точно такого же, но уже гораздо более узкого национализма (например, баварского, прусского и т.д.) по отношению к нации в целом. Будучи же мононациональным, такое государство декларирует и осуществляет примат прав представителей данной “государствообразующей” нации. Это и выражается в идее суверенитета нации, которая была вызвана к жизни той же Французской революцией 1789 года и стала политико-правовой основой классического буржуазно-либерального государства-нации. Согласно школьному определению суверенитет означает полную независимость какого-либо народа или же верховенство его власти при проведении внутренней политики. Однако, поскольку такая абсолютная независимость есть не более чем фикция (ведь народ все равно вступает в те или иные взаимоотношения с другими народами, а значит, зависит от динамики международной политики), то в реальности она сводится к пониманию интересов данной нации и ее граждан как априорно приоритетных перед интересами других наций и их граждан (тут нельзя не вспомнить знаменитую фразу У. Черчилля: “У Англии нет друзей и нет врагов, у Англии есть интересы”, которую можно рассматривать как универсальную формулу внешней политики суверенного государства-нации.). Развитием политического содержания идеи суверенитета являются факты создания таким государством пограничных и таможенных служб, отгораживающих его от других государств, собственной армии, автономной экономики, а также института гражданства и системы паспортов и виз, что ограничивает в правах, а то и обрекает на нахождение вне закона всех не граждан данной нации, находящихся на ее территории. На этом примере, кстати, мы ясно видим, что провозглашаемый классическим либеральным государством принцип прав и свобод подразумевает права и свободы не человека вообще, а лишь гражданина определенной нации, находящегося под защитой ее законов и никого более (вспомним судьбу турок – нелегальных эмигрантов в современной Германии)
Итак, пример националистического государства мы рассмотрели и теперь, в соответствии с нашим первоначальным намерением, мы должны обратиться к анализу идеологических и экономических оснований этого государства, дабы увидеть связь феномена национализма с более общим культурным контекстом.
Идеологией этого государства, как известно, является либерализм. Его декларативными положениями являются утверждение свободы граждан и их равенства (речь тут идет о так называемой доктрине “прав человека”). Однако, поскольку в либерализме эти свобода и равенство понимаются исключительно отрицательно (а именно свобода лишь как невмешательство кого бы то ни было в жизнь индивида, помимо случаев, предусмотренных законом, когда имеется явная опасность для других индивидов и общества, а равенство лишь как принципиальная тождественность индивидов при всех их многообразных различиях, т.е. наличие у них одних и тех же сущностных свойств, описываемых в терминах рационального эгоизма), то по сути эти “свобода” и “равенство” сводятся к утверждению крайней обособленности и отчужденности людей друг от друга, совершенно противоположному традиционно-религиозному идеалу общинности. Примечательно, что либерализм в его классическом виде и есть безрелигиозная идеологема, формально провозглашающая свободу вероисповедания, а реально вытесняющая религию в приватную жизнь и лишающая ее социально-регулятивных функций.
Итак, либерализм несет с собой понимание общества как совокупности ничем, по существу, не связанных индивидов, каждый из которых действует, исходя только лишь из эгоцентрических побуждений. Вследствие того, что люди по вполне естественным причинам не могут жить поодиночке, либерализм, конечно же, предполагает интеграцию людей в группы (классы, политические группировки, государство, наконец), однако с этой точки зрения такая интеграция может быть лишь механической, но никак не органической, т.к. собирает их в одно целое не общая сверхиндивидуальная цель (каковой с точки зрения либерализма вообще не бывает), а совпавшие на время эгоистические интересы. Таким образом, либерализм считает нормальным состоянием общественной жизни столкновение частных или коллективных эгоизмов, то бишь то состояние, которое философ Т. Гоббс называл “войной всех против всех”. Отсюда проистекает узаконивание при строе либерализма столь же остервенелой, сколь и бессмысленной конкуренции различных партий и организаций, выражающих узкопрагматические интересы каких-либо слоев населения – профессиональных групп, сословий, классов, но прежде всего – крупных финансово-экономических групп, реально управляющих государством за фасадом представительной, буржуазной демократии, в силу того, что в распоряжении этих групп находятся средства влияния на общественное мнение. Необходимо здесь указать и на нескончаемую борьбу общества и государства, естественность и даже необходимость которой утверждает так называемая концепция “гражданского общества”, считающая, что государство является и всегда будет являться врагом общества и что это последнее должно стремиться обуздывать злокозненные устремления государства.
С другой стороны экономическим фундаментом этого государства-нации является капитализм, ценности которого общеизвестны и представляют собой прямое приложение либеральных ценностей к экономической жизни. Это, прежде всего, взгляд на человека как на рационального эгоиста, зацикленность на материальных ценностях и отодвижение на периферию духовных, позитивная оценка экономической конкуренции, т.е. борьбы низменных, корыстных интересов, индифферентность к традиционным идеалам альтруизма и сострадания, отношение к другому человеку, а также к природе как к объекту эксплуатации и как к средству извлечения материальных благ.
Нетрудно заметить, что данная мировоззренческая формула либерализма (который называют еще термином буржуазный либерализм, что подчеркивает связь либерализма с капитализмом) замечательным образом коррелирует с мировоззренческой формулой национализма, которую мы вывели в предыдущей части. В самом деле, буржуазный либерализм отрицает приоритет религиозных максим при решении проблем государственной и общественной жизни, заявляя, что единственным значимым критерием здесь могут служить лишь прагматические интересы, но и национализм сводит отношения между народами и жизнь народа в целом к узкопрагматическим интенциям, видя в религии лишь один из элементов национальной самобытности и по большому счету – не более чем средство для достижения каких–либо политических целей. Буржуазный либерализм утверждает, что общество представляет собой механическую сумму атомарных индивидов, отрицая все традиционные формы коллективности: семью, профессиональное объединение, народ - и ставя на их место договорный союз самодостаточных, “суверенных граждан”. Но и национализм видит в человечестве не более чем сумму атомов-наций и также отрицает все традиционные формы и уровни единства народов – и прежде всего цивилизацию и традиционную империю как политическую формулу цивилизации, и противопоставляет им свой собственный идеал строящегося лишь на взаимовыгодных отношениях сообщества обособленных наций. Буржуазный либерализм проповедует культ материального успеха, оценивая человека в согласии с весьма утилитарной – финансовой или карьерной шкалой ценностей, и таким образом игнорирует качественные различия между людьми, их оригинальность и самобытность; но и национализм, на словах провозглашая важность культурного развития и сохранения национального своеобразия, на деле оценивает прогресс того или иного народа по весьма прагматическим, материальным критериям – военной, экономической и политической мощи государства, и по сути исповедует единый, унифицированный стандарт жизнеустройства для всех народов. Наконец, буржуазный либерализм объявляет конкуренцию между индивидуумами или же “войну всех против всех” естественным явлением и видит, таким образом, в выживании и благополучии, причем главным образом материальном, единственную цель жизни; но и национализм также смысл истории видит лишь в борьбе за выживание между нациями.
Итак, по сути дела либерализм вкупе с капиталистическими ценностями и национализм есть частные случаи одной и той же мировоззренческой и культурной парадигмы, разворачивающей содержание категории отчуждения субъекта от субъекта, которую следует определить как духовные основания западного, классического буржуазного общества. Только в случае либерализма в качестве такого субъекта отчуждения выступает отдельный индивид, т.е. субъект социальной реальности, в случае капиталистического мировоззрения – пролетарий, буржуа, торговец и т.д., т.е. субъект экономической реальности, в случае национализма – целая нация, т.е. субъект международной реальности. Иначе говоря, либерализм есть распространение буржуазного духа отчуждения на отношения между индивидами, капиталистические ценности – на отношения между собственниками (безразлично чего - труда или капитала), национализм – на отношения между нациями. Распространенной же точкой зрения, противопоставляющей либерализм и капиталистические ценности с одной стороны, а национализм с другой, мы, по совести говоря, обязаны тому, что обыватель видит в любой доктрине лишь декорированный фасад, а именно – трескучие сентенции (в либерализме –о правах и свободах человека, в капиталистическом мировоззрении – о свободе предпринимательства и правах собственника, а в национализме - о национальной гордости), не проникая в суть каждой доктрины.
Итак, мы пришли к выводу, что национализм в его классической форме, реализацией которой является буржуазно-демократическое государство-нация, есть проявление духа классической западной буржуазной культуры, основные интенции которого сводятся к отчуждению объекта от объекта и как следствие – к утверждению принципов эгалитаризма, количества, плюрализма, хаоса и текучести. Рассматривать национализм следует в контексте других, коррелирующих с ним проявлений того же духа, причем, здесь можно указать не только на упоминавшийся уже буржуазный либерализм, но и на такие специфичные феномены, как вульгарный механистический материализм и просвещенческий атеизм. НАЦИОНАЛИЗМ: сущность, происхождение, проявления (продолжение)
|
