Бедой советского образования, да и не только образования, всегда оставалась ориентация не столько на качественные, сколько на количественные показатели. Важная особенность советской экономики — ее способность концентрировать силы и ресурсы на стратегически важных направлениях — нередко оборачивалась расточительностью, в том числе и в сфере образования. То, что реально было работой одного, могли делать десять человек. Вместо одного полноценного вуза создавали десять малых (в том числе под влиянием пресловутого «ведомственного эгоизма»). Не знаю как в технике, но в гуманитарных и социальных науках подобный подход самым определенным образом отразился на качественных параметрах национального экспертного сообщества.
Здесь не место обсуждать достоинства и недостатки мобилизационной экономики советского типа. Достаточно констатировать: такой экономики у нас больше не будет — хотелось бы нам того или нет. Но даже если бы она чудесным образом воскресла, простое нагнетание средств в систему образования не решило бы никаких проблем. Нормализация финансирования могла спасти положение лишь в первые три — пять лет после 1991 года. Затем кризисные явления приняли необратимый характер. Психология выживания любой ценой возобладала полностью и окончательно, и принцип «каждый выживает, как может» стал определять все стороны жизни высших учебных заведений.
На этом фоне произошло отмежевание руководства вузов от основной массы профессорско-преподавательского состава. Оно отказалось от ответственности за тех, чьи интересы было призвано защищать, резко усилило свои материальные и административные позиции и превратилось в замкнутую касту, проникнутую собственными эгоистическими интересами. Одновременно, в условиях массового оттока квалифицированных кадров, достиг логического завершения процесс маргинализации профессорско-преподавательского состава, описанный выше. Деградировала вся система внутрипрофессиональных взаимоотношений, что сделало не только возможными, но и допустимыми факты злоупотреблений как со стороны администрации, так и со стороны преподавателей. Самым же главным мне представляется то, что произошел отрыв от самих целей, определявших существование вузов. Интересы сиюминутного самосохранения возобладали над стратегическими задачами.
Вузы словно бы окуклились, замкнулись в себе. В этом виде вся система приобрела определенную стабильность и так способна существовать сколь угодно долго. Со стороны может показаться, что ничего не изменилось: вузы на месте, их число даже увеличилось, студенты принимаются и выпускаются. На самом деле под благообразной внешней оболочкой скрывается мутант, обеспечивающий изыскание средств (не важно: бюджетных, «арендных» или иных) и перераспределение их главным образом в среде «акционеров»-администраторов. Вы можете закачивать в эту систему сколь угодно значительные дополнительные ассигнования, она с готовностью перемелет все предложенное и попросит еще.
На последнее соображение обращают серьезное внимание сторонники идей, в совокупности образующих третий стереотип — либеральный. Они стремятся исходить из реально сложившейся ситуации и действовать таким образом, чтобы попытаться обратить свойственные ей негативные тенденции в позитивные. Для этого предполагается узаконить объективно сложившуюся практику оплаты формально бесплатных услуг и вывести денежные потоки из «тени». Обществу назойливо внушается мысль, что бесплатного обучения все равно уже более не существует, а раз так, то и терять уже нечего. Усиленно создается образ врага: в этом качестве выступает нечистый на руку репетитор, сколачивающий едва ли не баснословные состояния, в результате деятельности которого в вузы стало просто невозможно поступить законным путем.
В качестве противоядия предлагается три группы мер, в конечном итоге сводящихся к превращению образования в один из видов бизнеса, к внедрению в эту сферу полноценных рыночных механизмов и сворачиванию системы прямого государственного управления. Вот основная суть связанных с этим мероприятий. Во-первых, введение единых принципов деятельности для всех субъектов рынка образовательных услуг как условие для появления свободной конкуренции между образовательными учреждениями. Рынок сам должен отбраковать слабые звенья и тем самым снять проблему невостребованных специализаций и целых вузов. Во-вторых, внедрение принципа «деньги приходят за студентом»: чем больше студентов выбирает конкретную специальность и конкретный вуз, тем большая доля государственных ассигнований переводится на счет соответствующего вуза. В-третьих, предлагается всячески развивать коммерческие аспекты деятельности вузов.
С «либералами» можно полностью согласиться в одном: действительно, сложившаяся в советское время система образования далека от соответствия реалиям рубежа XXI века. Много интересного вносят они и в диагностику существующих проблем. Однако способны ли предлагаемые лекарства излечить болезни? И не создадут ли они новых, еще более тяжких? Разберем все по порядку. Во-первых: о каких «единых принципах деятельности субъектов рынка» идет речь? С трудом верится, что провинциальный пединститут способен конкурировать с Московским университетом. Во-вторых: допустим, что студенты хлынут в действительно конкурентоспособные вузы. Но где разместить жаждущих знаний? Где взять места в общежитиях? Где набрать аудиторный фонд? Как подтянуть до нового количественного уровня библиотеки и техническую базу? Даже в самом оптимистичном варианте доходов будет едва хватать на обеспечение текущих потребностей. Где взять деньги на развитие? Запросить дополнительные ассигнования у государства? Но ведь ставится задача дистанцировать его от рынка образовательных услуг. Найти спонсоров? Так их ищут и без всяких реформ. Стоит ли овчинка выделки? И третье: вузы и в настоящее время коммерциализированы до предела. Куда же дальше?
Теперь — о репетиторстве. На эту тему, насколько мне известно, вы¬сказывались все кто угодно, кроме самих репетиторов. Я имею право говорить об этом, ибо жил за счет репетиторства более 10 лет. Ныне я им уже не занимаюсь, но еще не успел забыть всего того, что с ним связано. Я обратился к нему, будучи еще студентом-старшекурсником, и надеялся, что прекращу зарабатывать свой хлеб таким образом после получения постоянной работы. Не вышло… Итак, миф первый — о том, что потребность в репетиторах создается искусственно самими же репетиторами (они же — экзаменаторы). Выше я уже высказывал свое мнение о современном уровне школьного образования. Исходя из этого, с полной ответственностью заявляю: девяносто девять из ста современных выпускников школ без помощи репетитора не способны полноценно усвоить материал, предусматриваемый программой вступительных экзаменов. Когда я начинал, мои ученики нуждались лишь в контроле и дополнительных консультациях. Сейчас их необходимо просто переучивать, ибо изначальные знания никуда не годятся. Конечно, школы неодинаковы: бывают лучше, бывают хуже. Но, к сожалению, эти различия не столь принципиальны, как можно было бы думать. Так что, развалив школу, ликвидируем репетиторство?
Отсюда можно плавно перейти к мифу второму — о «легкости» репетиторского хлеба. За короткое время (6—8 месяцев) я должен был с нуля пройти весь объем школьной программы. Поэтому расслабляться не приходилось. Если честно — каторжная работа. В разное время я получал от 400 до 600 долларов в месяц. Это средний уровень заработков от подобной деятельности. Много это или мало? Во-первых, я живу в столице, с соответствующим уровнем цен. Эта сумма составляла основной доход семьи из трех человек, включая ребенка: две государственные зарплаты, моя и супруги, были мизерны и длительное время не давали возможности даже физического существования. К тому же никто не возмещал моих неизбежных расходов, связанных с основной работой. На эти деньги покупалась специальная литература, необходимая оргтехника, расходные материалы и т. д. Оттуда же возмещались расходы на командировки. А теперь думайте сами, можно ли причислить меня к олигархам и взяточникам. Скажу лишь одно: не будь этих денег, я, при всей любви к своей работе, давно должен был бы ее покинуть. Хотя бы потому, что, даже урезав свои личные расходы, я просто не мог бы функционировать как специалист. В общем, боритесь с репетиторством, господа «либералы». Боритесь до последнего дееспособного преподавателя. Взамен вы получите расцвет взяточничества и резкое снижение уровня знаний абитуриентов, а следовательно, и студентов.
Реальная цель «либеральных» реформ — отнюдь не совершенствование системы образования, не приспособление ее к потребностям иного общества и иной экономики, а просто ограничение бюджетных расходов по соответствующей статье как один из путей снижения налогового бремени, которое несет бизнес. Этого снижения предполагается добиться за счет полного или частичного перевода образования на «самофинансирование». В этом смысле суть предлагаемой реформы образования ничем не отличается от содержания реформы ЖКХ. Только денег из кармана граждан, решившихся направить своих детей в качественный вуз, будет извлечено значительно больше. Как? Например так, как это предполагала изначальная концепция реформы, разработанной предыдущим руководством Министерства образования.
Итак, вы сдаете Единый государственный экзамен (ЕГЭ). Платный, как предполагалось изначально, пусть и дешевый. Школы страны дают около 2 миллионов выпускников в год. Чем не доход? Но пойдем дальше. Уровню сертификата о сдаче ЕГЭ должен был соответствовать уровень выдаваемого на его основе Государственного именного финансового обязательства (ГИФО). Именно эти ГИФО, в случае успешного поступления, вы должны были бы предоставлять в счет платы за свое обучение в вузе. Причем сразу же оговаривалось: всей стоимости образовательных услуг ГИФО покрыть не в состоянии. Даже если вы показали себя вундеркиндом и сдали все экзамены на высшие баллы, вы получили бы весьма скромную сумму. Называются разные цифры. Но все они едва достигают 1000—1500 долларов. Это плата за обучение не в самом престижном московском вузе за один семестр. Как будем платить дальше?
Теперь, правда, говорится уже о бесплатности ЕГЭ, а о ГИФО перестали упоминать вообще. Тогда зачем же огород городить? Ведь проведение ЕГЭ стоит больших средств: в Москве для его организации лишь по нескольким дисциплинам и только для 21 тысячи желающих предполагается ассигновать 5 миллионов рублей. А может быть, традиционно дешевле? Да и так ли велики чисто технические выгоды от ЕГЭ? В академической среде способ оценки знаний выпускников путем тестирования вызывает серьезную критику. Предыдущее руководство Министерства образования буквально протолкнуло ЕГЭ, грубо игнорируя иные точки зрения. Но сам факт противостояния представляется весьма значимым. Ведь если в наличии связки ЕГЭ — ГИФО еще просматривалась какая-то логика, то введение одного ЕГЭ, требующее значительных средств, отрываемых от нищей отрасли, представляется чистым волюнтаризмом, пользу от которого получит не общество, и даже не бизнес, а весьма узкий круг министерских чиновников, прямо связанных с отправленным в отставку министром. Кстати, этот эксперимент вновь будет оплачен из нашего (то есть налогоплательщика) кармана. Как вам это понравится?
Возможные направления реформ
Разумеется, критиковать легче всего. Особенно если эта критика исходит от лица, не несущего административных обязанностей и не осознающего той колоссальной ответственности, какую в наше бурное время налагает сам факт занятия руководящей должности. Все это так. Но остается как минимум три вопроса — более чем риторических. Их общий смысл можно свести к одному: кто во имя кого? Итак, система образования для общества или наоборот? Учебные заведения для министерства или наоборот? Преподаватели и студенты для администрации или все же наоборот?
На мой взгляд, проблема заключается не в том, чтобы лишний раз возопить по поводу засилья «заевшейся» бюрократии всех уровней — от министерства до администрации высших учебных заведений. Стоны на эту тему продолжаются с конца 1980-х, а результаты, увы, более чем далеки от ожидаемых. Дело в том, что крайне несовершенным является механизм «обратной связи». Разумеется, «снизу» видно далеко не все. А потому «огонь по штабам» в духе заветов товарища Мао не даст ничего, кроме новых проблем при сохранении большинства старых. Но есть вещи, очевидные именно при взгляде «снизу». Только вот к голосу «нижестоящих» у нас прислушиваться не принято. Между тем учет этого «голоса», по меньшей мере, не вреден.
В любом случае ни один из предлагаемых «сверху» вариантов решения проблем образования не выдерживает даже поверхностной критики. Потому я решусь изложить некоторые из своих соображений на этот счет — хуже-то точно не будет.
Тезис первый. Образование не существует и не может существовать в вакууме. Оно лишь часть инфраструктуры, обеспечивающей функционирование государственных и общественных институтов. Причем роль его чисто служебная. Потому ни о каких реформах в системе образования не следует даже заикаться. Как показал опыт 1990-х, реформы, проводимые вне четкого видения перспектив, не только не облегчают положения, но и оказываются губительными. Недофинансирование — тяжкая проблема. Но «игры» министерства, с большей или меньшей интенсивностью продолжающиеся со времен пребывания в ранге министра приснопамятного Э. Днепрова, усугубили ситуацию настолько, что сделали многие негативные явления просто необратимыми. То, что мы имеем ныне, следует уже не реформировать, а регенерировать. В любом случае невмешательство лучше, чем непродуманное вмешательство.
Тезис второй. Если наша страна пойдет по пути сохранения тех экономических и политических структур и механизмов, которые сформировались в 1990-х — то есть основой экономики останется экспорт сырья, а политическая система продолжит выстраиваться на основе баланса интересов между олигархическими группировками, — в этом случае следует заняться реформированием высшего образования по «либеральному» варианту.
Главной задачей подобных реформ является снижение фискальной нагрузки на сырьевой сектор, доходы от которого составляют основной и почти единственный источник налоговых поступлений. «Дешевое», находящееся на «самофинансировании» высшее образование в таком варианте оказывается самоцелью. При этом значительную часть вузов следует постепенно приватизировать, снять их с государственного финансирования, и, предоставив некоторые налоговые льготы, заставить попытаться выжить. Закрывать ставшие ненужными высшие учебные заведения административным путем представляется нецелесообразным.
Приватизация же — наиболее «мягкий» вариант ликвидации вуза: инвесторов может привлечь, прежде всего, недвижимость, расположенная в большинстве случаев в «престижных» районах. «Щадящие» стартовые цены приватизационных аукционов следует уравновесить законодательно утвержденным перечнем обязательств инвестора, связанных с сохранением профиля учреждения, по меньшей мере, на три — пять лет, пока уже фактически учащиеся студенты не закончат освоение учебного курса. Новые студенты могут набираться уже исключительно на платной основе: в любом случае качество образования не является при этом принципиально важным параметром. В правовом же плане следует отменить само понятие «государственный диплом». Не государство, а конкретное учебное заведение должно будет отвечать за качество подготовки специалистов.
Естественно, на деятельность таких учебных заведений будут в полной мере распространены все правовые нормы, касающиеся субъектов рынка. Таким образом, обычное банкротство станет естественным и не требующим государственного вмешательства путем ампутации «больного члена». «Выжившие» же вузы, вне зависимости от качества подготовки специалистов, все равно будут выполнять социально важные функции. При любых обстоятельствах они сумеют обеспечить минимальный комплекс знаний, необходимых для включения в примитивные формы рыночного хозяйства. Кроме того, подобные вузы и впредь останутся инструментом распространения идеологических принципов, важных для функционирования соответствующей модели социальной и государственной организации, главным из которых является следующий: «Если ты беден, то виноват в этом лишь сам».
Из числа приватизируемых следует исключить лишь те относительно немногие высшие учебные заведения, которые готовят специалистов непо¬средственно для сырьевых отраслей, а также для тесно связанных с ними сфер. К этой же группе можно было бы отнести и единичные «статусные» высшие учебные заведения, в большинстве своем возникшие еще в XVIII — середине XIX века: МГУ, СПбГУ и еще пять-шесть им подобных. В конечном итоге при всей горечи лекарства окажется возможным обеспечить реальное, а не фиктивное, существование хотя бы небольшого числа учебных заведений. Объемы их финансирования следовало бы несколько увеличить, но значительные внутренние изменения проводить было бы все же нецелесообразно.
Третий тезис касается степени «привлекательности» или «непривлекательности» охарактеризованного выше варианта. Не буду говорить о том, нравится или не нравится подобная перспектива мне лично. Подчеркну: главное — оставаться на почве реальности, сколь бы болезненной она ни была. Еще десять лет «романтизма» на государственном уровне — и развалится не только система образования, но и вся страна. Итак, необходимо понимать следующее:
1. Сохранять «лучшее в мире образование» лишь во имя державных амбиций — даже не глупо, а преступно. Мы живем в слишком бедной стране, и описанная парадигма не предполагает возможностей сколько-нибудь кардинальных изменений этого положения. Рано или поздно нефтяные цены пойдут вниз.
2. Образование дело дорогое, пытаться «экономить» на нем — значит обманывать самого себя. Думать, что после полутора десятилетий хронического недофинансирования мы сохранили хотя бы ограниченно дееспособную образовательную среду, — по меньшей мере наивно. В ней есть лишь отдельные дееспособные элементы — отдельные кафедры, отдельные работающие группы или индивиды. Систему в любом случае придется выстраивать практически заново. А ведь проблема не только в недостатке средств!
3. В системе образования самоцелью является не бесплатность, а до¬ступность. Но в сложившихся условиях лишь бесплатное образование может быть доступным для абсолютного большинства населения страны.
4. В стране, где качественное высшее образование недоступно основной части населения, где оно является уделом лишь тех, кто способен платить, нечего ждать высокого уровня подготовки специалистов. То, что «сытое брюхо к учению глухо», подметили еще древние. Платный студент, за минимальными исключениями, учится хуже своего товарища-«бюджетника». «Платнику», поступившему в вуз без серьезных вступительных испытаний и, как правило, при более низком уровне общих знаний, гораздо сложнее осилить учебный план. Да он и не стремится к этому. Учеба для «платника» — это услуга, за которую уже проплачено. Он чувствует себя потребителем, все обязанности которого исполнены с внесением платы. Дальше обязанности остаются лишь у противоположной стороны. Можно ли научить такого, даже будучи гением в вопросах преподавания?
5. Уже сейчас, в условиях глубочайшего кризиса средней и высшей школы, мы даже в масштабах всей страны способны «наскрести» знающих абитуриентов и высококвалифицированных преподавателей лишь для очень ограниченного числа учебных заведений. Таким образом, сохранение немногого все же лучше, чем утрата всего.
Тезис четвертый применим в том случае, если развитие нашей страны пойдет по альтернативному пути, главные черты которого представляются следующим образом. Воспользовавшись благоприятными внутри- и внешнеполитическими, а также экономическими условиями, государство сосредоточивает в своих руках реальную власть, опираясь не на компромисс с основными «центрами силы» (олигархическими и региональными группировками), а непосредственно на общество, и берет на себя соответствующий объем ответственности. Эта ответственность предполагает по¬следовательную ломку структур и механизмов, сложившихся в 1990-х. Россия — не Саудовская Аравия и полноценно существовать лишь за счет энергетических ресурсов не может.
В любом случае в соответствующих сферах можно занять лишь меньшую часть населения, даже если прибавить к ней тех, кто непосредственно обслуживает потребности «нефтяников», «газовиков», «лесорубов», «металлургов» и т. п. Большинство будет занято в обрабатывающем секторе промышленности. Избрав сценарий интенсивного промышленного роста, приближающий российскую экономику к соответствующим параметрам развитых стран, под эти параметры придется подверстывать и всю остальную инфраструктуру, в том числе и социальную. Естественно, возникнет и совершенно новый «госзаказ» к системе образования. На первый план выходит проблема качества. И здесь (единственное, что роднит ситуацию с «либеральным» вариантом) советская модель образования также не имеет пер¬с¬пектив: попытку компенсировать недостаток качественных показателей наращиванием валовых мы уже проходили.
Тезис пятый содержит перечень наиболее важных направлений реформирования.
То количество вузов, которое имеет страна, неподъемно для ее бюджета даже при самых оптимистических перспективах. Следовательно, необходимо провести укрупнение учебных заведений, тем самым некоторому сокращению подвергнутся и разросшиеся штаты управленцев.
При сохранении вуза следует учитывать ряд ключевых параметров:
— его конкретный профиль, причем многопрофильные учебные заведения должны получить приоритет над узкопрофильными;
— количество студентов и преподавателей — крупным вузам следует отдавать предпочтение;
— долю в штате учебного заведения специалистов (профессоров, преподавателей, научных сотрудников), профессиональная компетентность которых получила высокую оценку научного сообщества;
— уже существующую материально-техническую базу — объем аудиторного и библиотечного фондов, число мест в общежитиях, наличие уникального научного и учебного оборудования и т. д.;
— значение вуза в регионе — вуз, отличающийся невысокими параметрами, может оказаться принципиально значимым для области, где подобных учебных заведений больше не существует и, следовательно, получение конкретной специальности просто невозможно.
Целесообразно изменить принципы управления системой высшего образования на государственном уровне. Следует значительно увеличить объем ее финансирования, обратив особое внимание на тщательность проработки финансовых схем. При этом необходимо предусмотреть: число присутствующих в вузе необходимых специализаций и охваченных ими студентов; статус профессоров и преподавателей соответственно категории вуза; выделение особого фонда грантов на проведение научных исследований, стажировок за рубежом и т. д. Крайне актуальны и вопросы соблюдения финансовой дисциплины. Полагающиеся ему деньги вуз должен получать вне зависимости от того, сколь близко его ректор знаком с министром и его заместителями, иначе такой ректор превращается в несменяемое лицо.
Стоит уточнить функции Министерства науки и образования, и без того чрезмерно широкие. Весьма неоднозначно в профессиональном сообществе оценивается также качество программных документов и экспертных заключений, исходящих из структур министерства. Роль Российской академии наук в разработке стратегических направлений развития образования должна быть повышена. При всех недостатках этого учреждения, именно там сохранились кадры, составляющие гордость отечественной науки.
Существующие вузы можно было бы разделить на несколько групп, пропорционально их значению: а) вузы общенационального значения (ограниченное количество московских и петербургских вузов, имеющих прочную репутацию не только в стране, но и за рубежом, длительную и славную историю; б) вузы окружного значения, принципиально важные для общества и экономики страны в целом; в) вузы регионального значения. В соответствии с этим критерием выстраивались бы схемы финансирования и администрирования.
В системе управления вузами необходимо произвести изменения, направленные на отход от практики номенклатурных назначений, унаследованной от советского времени. Прежде всего вузы должны получить реальную самостоятельность в выборе должностных лиц. Учебные заведения категории (а) и (б) должны получить ее немедленно по завершении преобразований в системе управления, описанных ниже, а категории (в) — в течение ближайших трех — пяти лет. Основной формой карательных санкций со стороны министерства должно стать не «снятие» ректора, а отзыв лицензии на подготовку студентов по тем специальностям, в которых данный вуз не способен достичь установленного уровня качества.
Однако введение автономии не означает санкционирования свыше нынешнего всевластия ректоратов. Следует создать условия для реальных, а не мнимых, выборов ректоров, проректоров, деканов, а также их заместителей. Для этого стоило бы установить трехлетний предельный срок пребывания на этих должностях — это бремя, а не синекура. Центральное место в системе управления нужно зарезервировать для Ученого совета, костяк которого составили бы заведующие кафедрами. Именно эта структура и должна обеспечивать необходимую преемственность руководства. На долю ректора и проректоров в этом случае остаются лишь решение текущих вопросов да представительские функции. Наконец, бюджетные вопросы следовало бы вообще вменить в обязанность отдельному должностному лицу, назначаемому министерством, — скажем, финансовому директору. Иным путем нынешнюю систему всевластия администрации не ликвидировать.
Прежде чем обратиться к проблеме необходимых преобразований в статусе профессоров и преподавателей, коснемся вопроса, на первый взгляд представляющегося сугубо специальным. Я имею в виду назревшие изменения учебных программ. Ныне они перегружены сверх всякой меры. Полагаю, что сохранение гуманитарных дисциплин в программах технических вузов — непозволительная роскошь. Если такой вуз заботится о развитии кругозора своих студентов, он всегда может пригласить действительно крупных специалистов в соответствующих областях, дав им возможность читать лекции всем желающим на факультативной основе. В гуманитарных вузах программы также нуждаются в значительной «чистке». Следует усилить начала специализации. Тем самым вузы автоматически освободятся от чрезмерного количества в массе своей малоквалифицированных преподавателей, скорее мешающих, чем способствующих учебному процессу. Перестройки программ требует и целесообразный в целом переход к двухступенчатой системе дипломов: бакалавр — магистр. Наличие промежуточной степени бакалавра будет способствовать очищению вузов от явно лишних студентов, пришедших не столько за знаниями, сколько за «корочками». В правовом плане бакалавров можно приравнять к обладателям дипломов о среднем специальном образовании. Диплом же магистра будет вручаться лишь тем, кто окончил полный курс (пять — пять с половиной лет).
Изменения в статусе профессоров и преподавателей необходимы для освобождения вузов от «балласта», ибо, с одной стороны, штаты чрезмерно раздуты, а с другой — квалифицированных преподавателей явно не хватает. Причем изменения не должны сводиться лишь к повышению уровня заработной платы, хотя само по себе такое повышение необходимо. Прежде всего следует упростить существующую систему рангов, введя троичную систему ученых званий, существовавшую в дореволюционной России: приват-доцент, экстраординарный профессор, ординарный профессор. Приват-доцент — лицо, обладающее степенью кандидата наук, ведущее семинарские занятия и допускаемое к чтению лекций под контролем ординарного профессора. Экстраординарный профессор — лицо, имеющее педагогический стаж не менее 5 лет, обладающее степенью кандидата наук, выпустившее одну монографию, читающее самостоятельно разработанные им как общие, так и специальные курсы, а также ведущее дипломников и аспирантов. Ординарный профессор — лицо, имеющее педагогический стаж не менее 10 лет и опыт административной деятельности не менее 3 лет, обладающее степенью доктора наук, выпустившее не менее двух монографий, читающее самостоятельно разработанные им как общие, так и специальные курсы, а также ведущее дипломников и аспирантов. Приват-доценты и экстраординарные профессора работают на условиях контракта. Первые перезаключают их ежегодно, вторые — раз в 5 лет. Сами же звания следует предоставлять централизованно, через существующую систему ВАК, в рамках которой можно было бы создать общенациональную базу данных о претендентах и вакансиях. Ординарные профессора находятся в постоянном штате и не подлежат сокращениям. Именно они должны составить основу системы управления научной и учебной деятельностью вуза, а также, находясь в составе Ученого совета, осуществлять контроль за административной и хозяйственной деятельностью.
В системе отбора будущих студентов следует вернуться к системе вступительных экзаменов. Целесообразно восстановить систему очных подготовительных отделений (преемников советских рабфаков) для отдельных категорий студентов (прежде всего прошедших службу в армии, особенно в зонах военных конфликтов). При этом вступительные экзамены выпускники таких отделений должны сдавать на общих основаниях.
В условиях ограниченности финансовых средств стоило бы пересмотреть принципы начисления стипендии, ныне составляющей смехотворную сумму. Прежде всего надо ужесточить принципы ее предоставления, которое должно стать актом поощрения особо успешных и поддержки малоимущих, а не общим правилом. Более оптимальной представляется частичная замена стипендии комплексом услуг, к которым получает доступ студент: освобождение от платы за проживание в общежитии, выделение бесплатных талонов на питание, скидки при покупке книг, изготовлении ксерокопий в библиотеках и т. д.
Итак, если свести все вышесказанное к общим принципам, нам следует уйти от негативного наследия советской системы, что, как мне кажется, означает выдвижение на первый план принципа «лучше меньше, да лучше». Лучше меньше вузов, но должным образом финансируемых, оснащенных и не обделенных опекой ни государства, ни бизнеса. Лучше меньше профессоров и преподавателей, но высококлассных. Лучше меньше выпускников, но с достойным уровнем подготовки. Для достижения этих целей отнюдь не придется совершать революцию. Наоборот, условием успеха реформ является органическая преемственность тех лучших черт, которыми обладала советская система, в свою очередь сохранившая ряд важных принципов, сложившихся до 1917 года. К их числу относятся:
— жесткие принципы централизации системы образования, от начальной до высшей школы, при четко продуманной преемственности ступеней. Где бы абитуриент ни получил среднее образование, он должен иметь реальную возможность продолжить обучение в любом вузе страны;
— ориентация на фундаментальность при составлении учебных программ средней общеобразовательной школы. Специализация — дело вузов;
— единые государственные стандарты подготовки и аттестации всех категорий специалистов. В рамках Болонского процесса к этой цели движется вся Объединенная Европа, у нас же эта практика сложилась исторически много ранее;
— высокая ответственность государства предполагает наделение его широкими правами, и не только контрольными.
И самое главное — преобразования должны носить комплексный характер: доминирующее внимание к одной мере в ущерб другим чревато опасным «перекосом» и последующим развалом всей структуры
|
